Татары и Первая мировая: проблемы мусульман во время Рамазана и циничный интерес сельских солдаток

Война сразу отразилась на экономике

Первая мировая война совпала с расцветом буржуазной экономики: функционировали различные монопольные объединения, были установлены теснейшие экономические связи между государствами. Например, одним из партнеров Российской империи являлась Германия, страны сотрудничали в самых разных сферах экономики — от поставок сельскохозяйственных машин и орудий до банковского кредитования. Начавшийся мировой конфликт разрушил налаженные механизмы взаимодействия, и поэтому в годы войны особенно обострились финансовые, а вместе с ними и материальные вопросы. При этом из-за сильной дифференциации российского общества жизнь населения еще до начала Великой войны отличалась контрастами: миллионные капиталы соседствовали с полуголодным существованием. Первая мировая война лишь усугубила имеющиеся социальные проблемы и прибавила новые.

Война сразу отразилась на торговле. Фрагментарные ценовые скачки начались уже во время первого призыва. Большое скопление населения в городах (как призывников, так и их родственников) порождал дефицит продуктов питания. Некоторые торговцы стремились воспользоваться ситуацией и умышленно завышали цены. Например, казанский губернатор П.М. Боярский в конце июля 1914 года предложил уездным городским думам установить твердые цены на продукты первой необходимости (хлеб, мясо и т. д.). Собственно, волнения запасных чинов были связаны не только с закрытием винных лавок во время призыва, но и с нехваткой продовольствия. Для мусульман дело осложнялось тем, что первая мобилизация пришлась на время священного месяца Рамазан. Солдаты, соблюдающие пост, могли позволить себе прием пищи только после заката, но им в это время никто не предоставлял еду, так как питаться они должны были в определенное время — днем из общего котла. Это стало одной из причин разгрома продовольственных лавок в уездном городе Стерлитамак Уфимской губернии в июле 1914 года.

Самарские журналисты в начале августа 1914 года с иронией писали о том, что объявлена «третья мобилизация», но уже среди торговцев. «Возросли цены буквально на все. Вздорожали: мясо, хлеб, сахар, обувь, осветительные материалы, аптекарские товары и пр. Можно подумать, что город окружен со всех сторон неприятелем и подвоз продуктов первой необходимости к нему совершенно прекращен», − отмечали они.

Влияние войны сказывалось на ярмарочной торговле. Например, во время Нижегородской ярмарки, которая традиционно проходила летом, крупные оптовые торговцы не спешили совершать сделки с мелкими продавцами. Появились затруднения в проведении кредитных операций, закрылся заграничный рынок сбыта для древесины, пушнины, кож и некоторых других товаров. Из-за перегруженности железнодорожного транспорта ярмарочная торговля в Нижнем Новгороде поддерживалась исключительно за счет водного сообщения. Таким образом, одна из самых популярных среди татарских предпринимателей ярмарок понесла убытки уже в первый месяц войны.

Крестьянские семьи тоже начали ощущать определенные проблемы в начале войны: это и мобилизация лошадей, и неурожай 1914 года. Да и уход трудоспособного мужского населения на войну, особенно в сельской местности, не лучшим образом сказывался на материальном положении семьи. Многие солдаты перед уходом сокращали поголовье скота, продавали его, дабы облегчить хозяйственные заботы домочадцев. Однако при повышении цен вырученные от продажи скота деньги быстро обесценивались.

Тяжелым бременем, особенно на крестьян, ложилась воинско-конская повинность. Например, по воспоминаниям жителей села Кугарчин Казанской губернии, сразу после объявления о войне уездное начальство и староста составили список имеющихся в хозяйствах лошадей, одна лошадь назначалась на каждые шесть домов деревни. Кроме того, каждая семья должна была за неделю подготовить по 4 килограмма сухарей. Причем, по свидетельству старожилов, в 1916 году собирали с каждого дома уже по 12 кг сухарей.

Мобилизация основной тягловой силы, лошадей, на военные нужды воспринималась населением неоднозначно. Хотя отобранное имущество потом компенсировалось денежными выплатами, люди тяжело реагировали на эту повинность. Ведь возвращали не рыночную стоимость, а лишь половину суммы. Например, советник Губернского правления Колибрин в июле 1914 года отмечал, что «лошади, назначенные из Чистопольского уезда в 305 и 306 пехотные полки, пришли не те, которые были приняты, так как при поступлении в полки на них не оказалось ни бирок, ни пломб, и сами лошади по своим качествам не удовлетворяют требованиям похода». Хозяева отобранных для войск лошадей умудрились заменить их.

Уже в 1915 году в разных губерниях Российской империи в судебном порядке рассматривались целые серии дел о «сокрытии лошадей». Порой хозяева специально договаривались с руководителями воинско-конских участков и за определенную плату меняли хороших лошадей на плохих животных.

Те, кто сдал лошадь на нужды армии, не сразу сумели получить компенсацию за них. Мобилизация средств передвижения была осуществлена за несколько дней, а средства за них выдавались не сразу. В результате у дверей присутственных мест выстраивались длинные очереди из желающих получить свои кровные. Причем люди стояли по несколько дней. В толпе у дверей казанского казначейства слышались недовольные голоса крестьян: «Как крестьянину, то свои деньги ему приходится ожидать на улице 3—4 дня, а лишь приходит богатый помещик, его же сейчас пропускают в казначейство и сейчас же с ним и рассчитываются».

Мобилизация средств передвижения и расквартирование войск

Между тем у состоятельных граждан имелись проблемы другого характера. Понятно, что и они неохотно отдавали свое имущество, даже если имелся десяток лошадей, ведь компенсировалось оно также не полностью. Но кроме поставки в войска лошадей, повозок, упряжи, была объявлена и автомобильная мобилизация. Например, в Казани прием «самодвижущихся экипажей» — автомобилей и мотоциклетов — осуществлялся на Театральной площади 24 июля 1914 года. С такой дорогой техникой, как автомобиль, расставаться было еще сложнее. Тем более у многих они появились накануне Первой мировой войны.

Например, «форд» общественного деятеля и землевладельца из Уфимской губернии Салимгарея Джантюрина по всем параметрам отвечал требованиям автомобильной мобилизации. Автомобиль тянул на 18 лошадиных сил. Но перед уездным исправником машина предстала в абсолютно разбитом состоянии. В ходе проверок выяснилось, что автовладелец выехал на ней 20 июля из своего имения в д. Килимово Белебеевского уезда в город Вятку, оттуда направился в Петроград (там у Джантюрина был собственный дом), а «в 20-х числах августа автомобиль привезли поломанным» обратно в имение. Остается лишь гадать, машина была доведена до такого состояния намеренно или это лишь стечение обстоятельств.

Мобилизация средств передвижения проводилась не только в первые месяцы войны, но и позднее. В виде возмещения за нанесенный ущерб (за 4 миллиона лошадей, за повозки и упряжь, взятых в армию путем мобилизаций) населению за все годы войны было уплачено около 400 млн рублей.

Во время мобилизаций на некоторых домохозяев были возложены обязанности по расквартированию войск. Не во всех маленьких городках хватало казенных и общественных помещений для размещения мобилизованных солдат. Например, в маленьком Свияжске количество призывников превысило даже население города, из-за этого запасных нижних чинов пришлось разместить по окрестным деревням. Конечно, питание солдат и аренда частных квартир оплачивались государством, но проживание совместно с чужими людьми все равно воспринималось населением без особой радости и энтузиазма. Тем более что солдаты порой вели себя весьма вызывающе. Но в период мобилизации практически каждый городской домовладелец должен был разместить у себя нижних чинов. Так, в татарских слободах Казани задействовали для этого большинство домов. Причем в районе проживания относительного бедного населения — у домовладельцев Ново-Татарской слободы — планировалось разместить от 1 до 6 человек. В богатых домовладениях жителей Старо-Татарской слободы число нижних чинов доходило порой до 96 человек, а число солдатских лошадей до 60. Это объяснялось тем, что в большинстве дворов, помимо основного дома, имелись флигели и множество подсобных помещений. В среднем количество размещенных в этом районе колебалось от 10 до 30 человек. Так, в дом Галимджана Баруди на углу Тихвинской и Сенной было определено 13 нижних чинов, у Сулеймана Аитова на Евангелистовской улице — 22 человека. Размещение военных по частным домовладениям в разных городах империи практиковалось в течение всей войны. Например, жительница Астрахани 21 июня 1915 года с ужасом писала своей родственнице в Казань о том, что у них в Царевской слободе (где жили татары, — прим. авт.) переписывают количество жильцов, детей, число комнат и окон в домах для размещения в них нижних чинов.

Господдержка и злоупотребления

Первая мировая война отличалась от предыдущих российских военных кампаний тем, что государство гарантировало семьям призванных на войну материальную поддержку. После русско-японской войны был принят «Закон 25 июня 1912 г. о призрении семейств нижних чинов, находящихся на действительной службе в мобилизованных частях армии и флота, в государственном ополчении или в военных дружинах». Обеспечение продовольственными пайками (в денежном эквиваленте) было организовано уже в первые месяцы войны. В Казанской губернии выдача казенных пособий началось с конца августа 1914 года. Кроме того, открывались бесплатные столовые для солдатских семей. Однако различные махинации в этой области, прежде всего со стороны некоторых семей (не нуждавшихся в помощи), привели к тому, что вскоре была создана громоздкая бюрократическая система, контролировавшая выдачу продовольственных пайков. До этого некоторые умудрялись обращаться в муниципальные органы по несколько раз, были и те, кто, имея достаточный материальный уровень, все же хотел получить государственную помощь.

Из-за злоупотреблений порой за бортом социальной программы оставались действительно нуждавшиеся слои населения. Некоторые семьи по несколько месяцев не могли оформить продовольственный паек или же получить уже оформленный. Татарскому населению, подавляющая масса которого в то время не владела ни русской грамотой, ни разговорной русской речью, вдвойне трудно было отстаивать собственные права в различных органах власти. Составление каждого официального прошения требовало определенных денежных затрат, помимо государственных гербовых сборов, нужно было платить писарю, переводчику и т. д. Даже после установления более сложной системы выдачи пособий (прошения, проверка семей и т. д.) находились подводные пути для обхождения этих ограничений. Например, подкупая сельских старост, волостных и земских начальников, пособия получали семьи, у которых кормилец не был призван на войну — в результате подложных документов кормильцем представлялся ушедший на фронт дядя или другой родственник. В таких мошеннических схемах особенно часто были задействованы зажиточные семьи. В то же время по закону пособия выдавались лишь кровным родственникам, но жизненные обстоятельства оказывались сложнее писаных правил, поэтому без кормильца оставались приемные родители, приемные дети и другие категории граждан. Кроме того, пособий были лишены и те семьи, родственники которых проходили в это время срочную службу.

Продовольственные пособия, предназначенные солдатским семьям, составляли существенную часть их доходов. Солдаты в письмах давали наказы своим родственникам, чтобы те обязательно получили предназначенную им казенную помощь.

Весьма характерным и циничным высказыванием того времени была поговорка: «Үлмәсен дә, кайтмасын да, чыгып торсын акчасы» («Пусть не погибнет и пусть не возвращается, лишь бы платили за него деньги»). Собиратели татарского фольклора считали, что это присказка была распространена среди сельских солдаток, получавших казенный паек, в 1914—1917 годах.

Продолжение следует

Лилия Габдрафикова, фото archive.gov.tatarstan.ru

Источник : https://realnoevremya.ru/articles/117024-tatary-i-pervaya-mirovaya-voyna-chast-1