Власть народа, № 89 от 10.08.1917

Перед Стокгольмом

В статье приводится анализ программ и заявлений политических партий демократического толка, которые должны были быть вскоре представлены на конференции в Стокгольме. Причем автор утверждает, что «от точной формулировки программы и постановки задач… зависит приближение или удаление столь желанного человечеству мира».

Перед Стокгольмом.

Близится день, когда соберется стокгольмская конференция, но ни программа ее, ни цели, которые ей ставятся, не только не выяснены, но, пожалуй, еще более неопределенны, еще более туманны, чем в тот день, когда впервые был поставлен вопрос об ее созыве.

А между тем от точной формулировки ее программы, от ясной постановки задач, которые она должна разрешить, зависит очень многое, зависит, может быть, даже приближение или удаление столь желанного и столь необходимого измученному человечеству мира. Ведь, как бы ни отрекались правительства от этой конференции, как бы категорически они ни заявляли, что решения конференции, как конференции партийной, ни в малейшей мере не могут связать полноту свободы их действий, но ни для кого не подлежит сомнению, что международное политическое значение стокгольмского съезда будет колоссально. И именно поэтому правительства так упорно борются против его созыва.

Конечно, стокгольмская конференция будет конференция партийной. Но ее значение будет отнюдь не партийным. И это обстоятельство должно прежде всего и главным образом иметь в виду те, кто поедет в Стокгольм. В некоторых социалистических изданиях развивался в последние дни тот взгляд, что решение английской рабочей партии в пользу поездки в Стокгольм и уход Гендерсона из министерства, с одной стороны, настроение французской социалистической партии и требование сенской федерации этой партии об отозвании Альбера Тома из министерства в случае отказа в выдаче паспортов, с другой, – что эти факты свидетельствуют о близости разрыва между социалистической демократией и правительствами в Англии и во Франции. Такой взгляд не только глубоко ошибочен, – он причинил бы нам неисчислимый вред, если бы именно его мы положили в основу построения программы и задач стокгольмской конференции.

И Гендерсон, даже выйдя из министерства, и вся английская рабочая партия, конечно, до самого конца войны не откажутся от той позиции, которую они заняли по отношению к ней с самого начала.

И то же самое приходится сказать относительно французских социалистов, – по крайней мере, тех из них, все равно, принадлежат ли они к большинству, во главе которого стоит Ренодель, или к меньшинству, руководимому Жаном Лонге (я не говорю, конечно, о стоящей в стороне совсем ничтожной групке циммервальдовцев). Никогда они в вопросах, касающихся мировой войны, от своего национального правительства не отделятся. Так называемые «разоблачения» Михаэлиса, кстати сказать, для них отнюдь не были тайной. Еще когда здесь были французские депутаты-социалисты, они мне иронически рассказывали о завоевательных стремлениях, обуявших некоторую часть их правительства в момент, когда, казалось, был близок час поражения Германии; но при этом они тут же прибавили, что это, конечно, не может служить препятствием к тому, чтобы Франция присоединилась к предложенной русской революционной демократией формуле мира. Был один только вопрос, на котором они упорно настаивали, – это вопрос об Эльзас-Лотарингии; и в этом вопросе меньшинство, во главе с Лонге, стоит на той же позиции, на которой стоит большинство и на которой стоит вся Франция.

Таким образом, – и это я особенно подчеркиваю, потому что в этом один из центральных пунктов, если, впрочем, даже не главный центральный пункт всего сложного вопроса о Стокгольме, – хотя французские и английские социалисты будут делегированы в Стокгольм только своими партиями, хотя им приходится выдерживать сейчас упорную борьбу со своими правительствами из-за паспортов, они приедут на конференцию не в качестве представителей своих партий, или, точнее говоря, не только в качестве представителей своих партий, но и в качестве представителей своих наций. Ибо перед ними стоит та же двуединая задача, которая стоит перед нами. Как нас опасность, грозящая стране и революции, заставляет одновременно быть и патриотами, и интернационалистами и напрягать все силы для продолжения жестокой войны, так и английских и французских социалистов опасность, грозящая их странам и демократии, заставляют продолжать войну со все усиливающейся энергией до полного устранения нависшей опасности. Как нас положение побудило вступить в коалицию со всеми живыми силами страны, так и они объединились в деле защиты страны и свободы со своими буржуазными партиями. С тою, впрочем, разницею, что они, как люди более культурные, политически гораздо более нас воспитанные, умеют точно формулировать свои задачи и твердо, неуклонно идти к их осуществлению, тогда как мы всецело находимся под властью минуты и то, под влиянием катастроф на фронте, кричим о необходимости напречь все усилия для продолжения войны, то, через какой-нибудь день или два, «требуем» (как московская организация меньшевиков), чтобы Временное Правительство завязало переговоры об объявлении перемирия на всех фронтах, – точно Временное Правительство может это сделать в том положении, в каком находится сейчас Россия.

Тот факт, что социалисты съедутся в Стокгольм, сам по себе создавшегося положения не изменит. Коалиции, создавшиеся во всех воюющих странах, останутся до конца войны. Следовательно, – и это необходимо твердо усвоить, – Стокгольм ни в каком случае не будет продолжением Циммервальда и ни в малейшей мере не будет даже напоминать его. Стокгольм прямо противоположен Циммервальду – настолько же, насколько диаметрально противоположна позиция социалистов-оборонцев, позиции, скажем, наших большевиков. Циммервальд пытался организовать интернационалистов всех стран для борьбы с буржуазией всех стран во имя социальной революции. Стокгольм должен пытаться отыскать такую формулу мира, которую социалисты каждой из воюющих стран могли бы и имели бы шансы заставить принять буржуазные партии своих стран.

Таково реальное положение, из которого необходимо исходить в Стокгольме, и всякая попытка уклонить Стокгольм с этого пути неминуемо приведет все дело конференции к скандальному краху. И тогда конференция не только не улучшит, но во много раз ухудшит положение, ибо тогда мы лишим международную демократию какой бы то ни было возможности оказывать влияние на дело ускорения мира.

Если международная революционная демократия не в состоянии одними своими силами насильственно заставить положить конец мировой бойне и заключить прочный и достойный демократии мир, – а что она этого не в состоянии сделать – это не подлежит теперь ни малейшему сомнению в глазах всех мало-мальски разумных людей, – остается только указанный выше путь борьбы за мир: найти такую формулу, которую социалисты имели бы возможность заставить принять в своих странах.

Если такая формулировка задачи стокгольмской конференции верна, то тем самым решаются и те спорные вопросы, которые подняты были в последнее время в Англии и во Франции.

Прежде всего, отпадает вопрос об обязательности для участников постановлений конференции. Об обязательности можно было бы говорить лишь в том случае, если бы Интернационал уже был восстановлен. Между тем Стокгольм есть только первый шаг на пути к восстановлению Интернационала, который может возродиться полностью только после войны. Стокгольм есть попытка соглашения, а когда хотят добиться соглашения, тогда не может быть речи о предварительном признании обязательности решений.

Зато следует всеми силами настаивать на том, чтобы из программы занятий конференции был устранен пункт о виновниках войны и, наоборот, чтобы в эту программу был включен пункт об условиях мира. Вполне понятно, конечно, с какою целью англичане и французы желали бы поставить на обсуждение вопрос о виновниках войны. Но именно поэтому русские делегаты, которым нужно добиться положительного результата, должны настаивать на том, чтобы центральным пунктом занятий в Стокгольме был вопрос об условиях мира. Тем более, что, как мы надеемся, при этом окончательно выяснится, что ни у Англии, ни у Франции нет никаких захватнических стремлений, если, конечно, не считать таким стремлением требования Франции об Эльзас-Лотарингии, на котором мы остановимся в особой статье.

Но, само собою разумеется, сами мы должны ехать в Стокгольм лишь при том условии, что здесь, в России, демократией будет вестись интенсивнейшая работа в направлении укрепления нашей армии и нашего тыла, что будут приложены все усилия к тому, чтобы вся демократия прониклась глубоким сознанием, что чем сильнее мы будем, чем больше мы укрепим нашу военную мощь, чем больше мы обнаружим эту мощь не только в обороне, но и в наступлении, тем более успешно пройдет стокгольмская конференция. Если в последнее время правительства Англии и Франции особенно сильно боролись против конференции, если, правду говоря, мы сейчас питаем мало надежд на успешность конференции, то этим мы обязаны только нашей позорной немощи и на фронте, и в тылу...

Е. Смирнов.