В одной из своих статей Василий Розанов припомнил восходящее к Платону разделение людей на «философов» и «политиков» и заметил в этой связи: «философия есть дело мудрых и немногих, а политика существует как демократическое удовлетворение требований и ожиданий толпы, множества, человеческой массы». Однако в истории бывают моменты, когда эти границы снимаются и философия делает шаг навстречу политике, протягивает ей руку, но совсем не для того, чтобы «удовлетворять требования и ожидание толпы», а для того, чтобы помочь политике не утратить ориентиры, не утратить собственную связь со смыслами высшего порядка.

Нечто подобное отмечал Блок в статье «Искусство и газета», но там это было противоречие между искусством и текущей политикой:

«Нечего скрывать ни от себя, ни от кого, что существует противоречие вечное и трагическое между искусством и жизнью, что мосты между ними до сих пор в мире были только легкими, воздушными, радужными мостами, которые исчезали, едва проходили те великолепные грозы, которые создавали их, едва умирали те мировые гении, которые лишь силой своей гениальности создавали эти мосты, соединяя в самих себе и жизнь и искусство лишь на краткий и чудесный миг».

Первая мировая война на какой-то срок создала этот самый радужный мост между философией, искусством и политикой, и в результате религиозные мыслители, философы и писатели наравне с политиками в преддверии крушения Российской империи ощутили единство культурного пространства и сообща пытались осмыслить события «великой европейской войны». Это не исключало разногласий, но споры велись о мировых задачах и смыслах высшего порядка.

Высокие мотивы, по которым началась и происходила Первая мировая война, делают ее уникальным событием в европейской истории, вознося на уровень чуть ли не средневековых рыцарских поединков. Ныне память об этих мотивах полностью утрачена, на сегодняшний день она сохранилась лишь в заглавиях статей и книг русских мыслителей: «Меч и крест» и «Время славянофильствует» Вл. Эрна, «Война и русское возрождение» В. Розанова, «Война и мировая задача России» кн. Е.Н. Трубецкого, «Вселенское дело» Вяч. Иванова и др. Но сегодня риторический смысл и пафос этих предвидений и ожиданий остается совершенно неясным, поскольку для России эти «высокие предвидения» окончилась октябрьским переворотом, самым большим историческим крушением XX века, а для остальных участников «Закатом Европы», как озаглавил свою книгу О. Шпенглер. И потому возникает настоятельная необходимость вернуться к бурным дискуссиям времен Первой мировой войны, кипевшими среди религиозных мыслителей и философов, чтобы восстановить эту совершенно неизвестную страницу европейской духовной истории. В этих спорах мы получаем уникальную возможность увидеть, как философия, искусство и политика на короткий срок сошлись и как потом они разбежались, став опять столь же далекими друг от друга и столь же несовместимыми, как о том писал Розанов.