Освещение целей и причин Первой мировой войны в русской печати 1914 г.

По материалам статьи Константина Пахалюка на сайте «Герои Первой Мировой»

В рамках этой статьи хотел бы коснуться такого узкого, но важного вопроса как осмысление причин и целей войны в общественном дискурсе в Российской Империи на основе анализа популярных изданий, вышедших с августа по декабрь 1914 г.

Основным источником для объяснения причин и целей стали царские Манифесты по случаю войны с Германией (2 августа по н. ст.) и Австро-Венгрией (8 августа). В первом из них говорилось о нашей обязанности заступиться за Сербию, однако это вряд ли могло бы стать действительной причиной для массового героизма, а потому указывалось, что «ныне предстоит... оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди Великих Держав». Таким образом, царский манифест предопределил два направления оправдания войны: общеславянские интересы и безопасность России. Эти темы были продолжены в следующем Манифесте, тон которого стал более вызывающим: начавшаяся война интерпретировалась в рамках противостояния славянства и германизма. Развитие этих мыслей проявилось в многочисленной литературе.

Во-первых, в рамках общеславянской идеи говорилось о сверхцели — освобождении славянства от германской агрессии и влияния. Здесь апеллировалось как к общим понятиям («чаша терпения переполнилась», «попранная справедливость»), так и к более конкретным (унижение Сербии). К этой идее примыкала и такая цель, как единая и целая Россия: аннексия славянских территорий Австро-Венгрии. Во-вторых, война представлялась в качестве оборонительной, с целью защитить страну от агрессии. И не только от врага внешнего, но и внутреннего (пресловутое немецкое засилье).

Комплекс целей, связанных со славянским единством (и формирующий сверхцель), был воспринят в кругу интеллигенции и мещанства, но оказался мало понятым в широких народных массах[1]. Чего нельзя сказать по поводу второго направления — обороны от агрессора, что стало основой для массового героизма[2]. В какой-то степени само общество выстраивало для себя смысл войны, самостоятельно легитимируя ее в своих глазах. Однако изначально видно: власть и народ во многом говорили на разных языках, оставаясь друг другом часто не понятыми.

Так, деятель культуры Н.Н. Врангель считал:

«Защищая благородно, но утопически положение Балканской Сербии и играя все время на чувствах славянства, мы можем стать в весьма скверное положение. Не говоря о том, что защита балканский государств — мысль неблагодарная и существование этого «нароста» среди Европы, в сущности, не имеет raison d’etre«[3].

Касательно народа писал в мемуарах А.А. Брусилов:

«Даже после объявления войны прибывшие из внутренних областей России пополнения совершенно не понимали, какая это война свалилась им на голову. Сколько раз я спрашивал в окопах, из-за чего мы воем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герц-перц с женой были кем-то убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы — не знал почти никто, что такое славяне — было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать — было совершенно неизвестно» [4].

Впрочем, на последнее пропаганда и не давала никакого внятного ответа. Учитывая высокий моральный дух в 1914 г., вряд ли стоит говорить, что пропаганда была неэффективной, к тому же у идей славянства были, скорее всего, более образованные адресаты из числа интеллигенции и мещан, которые их активно поддерживали. Хотя, безусловно, сделать эту войну народной в итоге и не удалось. Показательно, что даже после событий февраля 1917 г., когда идеи демократии и революции стали популярными, они оказывались непонятыми массами.

По этому поводу в мемуарах пишет генерал В.И. Гурко:

«Когда я появился перед фронтом... полка, то заметил в строю множество знамен и плакатов с лозунгами... В самой середине оркестра торчал большой красный флаг с белой надписью: «Да здравствует демократическая республика».... Закончив смотр всех рот полка, я возвратился на правый фланг и, повернувшись к оркестранту, державшему флаг, попросил его объяснить, что означают слова «демократическая республика». Ничего вразумительного он ответить не смог. Тогда я обратился ко всему оркестру и спросил, может ли кто-нибудь из них ответить на поставленный вопрос. Не получил ответа и от них, я обратился с тем же вопросом к солдатам выстроенной рядом команды разведчиков. Ответил мне стоявший в одно из задних рядов унтер-офицер бравого и довольно интеллигентного вида. Сказал он буквально следующее: «Это то самое, что дала нам революция и все свободы». Тогда я обратился к остальным и поинтересовался, нет ли у кого-нибудь из них возражений против подобного объяснения. Ответа снова не было«[5].

Этот эпизод прекрасно показывает: чтобы сражаться за «что-то» русскому солдату необязательно это «что-то» понимать. Сомнительно, что коли идеи революции и демократической республики, носившиеся в воздухе, оказались не поняты, то были бы осознаны идеи еще более далекого и абстрактного славянства. Народ умел чувствовать, а не осмыслять. С другой стороны хотелось бы опровергнуть некоторых исследователей, утверждающих, что литература того времени не давала конкретных целей войны. Уже в 1914 г. появились первые издания, достаточно конкретно формулирующие их и почти полностью совпадающие с известным меморандумом министра иностранных дел С.Д. Сазонова[6].

Вообще, перед правительством стояла действительно сложная, практически невыполнимая задача идеологического обеспечения войны, с которой удалось справиться относительно успешно. Любую войну, которая является по сути либо захватнической, либо не имеет признаков освободительной (коими являлись Отечественная 1812 г. или Великая Отечественная