Отдельного упоминания заслужили красные брюки, часть формы французских солдат. Возможно, из-за их яркого цвета французы понесли такие большие потери в 1914 году – уже на следующий год брюки заменили на синие. «Круа» приводит копию письма военного атташе Франции в Берлине, который пишет о том, насколько французская униформа ярче серой немецкой.

«Круа» публикует также интервью с французским историком Николя Оффенстадтом и его немецким коллегой Гердом Крумайхом. Ученые рассуждают о важном месте, которое занимает Первая мировая война в коллективной памяти французов, служа своего рода утешением разгрому Франции во Второй мировой. Историки называют Первую мировую войну настоящей страстью французов, важнейшей составляющей французской идентичности. В отличие от Второй мировой войны, в Первой мировой не было опыта предательства, как в Виши, а с другой стороны, количество потерь в Первой мировой войне несравнимо больше.

Ученые рассуждают о фигуре солдата-пехотинца, которая стала частью семейной истории почти каждого француза – у каждого в семейном архиве сохранились письма, дневники, фотографии и другие свидетельства тех событий. В памяти сохранились разные, подчас противоположные образы: ожесточенные воины и бунтовщики, окрыленные верой и отчаявшиеся – каждому французу свой образ солдата. И хотя в траншеях социальные различия могли вставать достаточно остро – интеллектуалам приходилось особенно туго, – когда все закончилось, общий трагический опыт всех объединил. Немаловажную роль сыграло и желание, чтобы пережитый ужас больше не повторился.

Интерес к Первой мировой не всегда был одинаковым – в эпоху экономического расцвета 60-70-х годов мало кто задумывался о прошлом. С тех пор, обеспокоенные мыслями о будущем, французы все чаще вспоминают то время, когда, несмотря на различия, народ был един.

Историки отмечают, что и в Восточной Европе растет интерес к войне. При коммунистах в Польше было запрещено о ней говорить, хотя в одной только битве при Вердене поляки потеряли 70 000 человек. Интерес к войне связан с подъемом национального самосознания в этих странах – и путинская Россия не исключение.

Газета «Монд» публикует статью Кристиана Кариона, который рассказывает о своем детстве в Артуа, где память о Первой мировой войне жива до сих пор. Он пишет, что построенные после 10-х годов дома нередко проваливались в подземные ходы, оставшиеся с войны, и семьям возмещали расходы, записывая их как убытки, причиненные войной. Каждую осень на свежевскопанных полях находились снаряды, которые местные жители собирали, как картошку.

Кристиан Карион – режиссер фильма «Счастливого рождества». История, положенная в основу этого фильма, противоречит привычному взгляду на войну как непримиримое противостояние двух лагерей. Напротив: оказалось, что рождество 1914 года французские, английские и немецкие солдаты, вчерашние враги, праздновали вместе, пережив непредвиденный и незабываемый опыт единения. Французские солдаты аплодировали баварскому тенору, а назавтра играли с немцами в футбол. Шотландских пехотинцев отозвали домой, после того как они две недели пили с немцами чай и ходили друг к другу в гости в окопы, сравнивая условия «труда». И если в Англии и в Германии фотографии «братаний» разошлись по всем газетам, во Франции о них не было сказано ни слова. И даже в 2005 году, когда снимался фильм, французские военные не допустили режиссера на военный объект, чтобы помешать реконструировать поле боя и снять фильм о «бунтовщиках».

Теперь Кристиан Карион борется за то, чтобы на месте, где произошли события, был установлен памятник, памятник мужеству тех, кто не побоялся сделать братский жест, даже будучи в противоположных лагерях.