Триумф на костях


Битва на реке Стоход, осень 1916 года. Источник: The Graphic

Битва на реке Стоход, осень 1916 года. Источник: The Graphic

«Брусиловский прорыв» — героическое начало, упущенные возможности и кровавый финал

«Брусиловский прорыв» — пожалуй, один из немногих общеизвестных исторических символов Великой войны, о котором так или иначе слышал, наверное, каждый житель не только России, но и бывшего СССР. Мало кто даже из образованных людей сейчас скажет, где и когда именно он случился, но со школьной скамьи все твердо помнят, что Первая мировая вошла в отечественную историю, в первую очередь, такими героями, как генерал Брусилов, да, наверное, еще пилот Нестеров, который совершил первый таран. Согласно официальной советской историографии, которой до сих пор во многом следуют и школьные учебники, предполагалось, что сама война была настолько бессмысленной и неудачной для России, что на ней ничего более значимого и героического не было.

В последнее время, благодаря и мероприятиям по случаю 100-летней годовщины начала Великой войны, память о ней вроде как реабилитирована. Однако место «Брусиловского прорыва» в истории осталось прежним — на огромном почетном постаменте, олицетворяющим героизм и полководческий гений генерала Брусилова. Что, на самом деле, несправедливо.

Не простое сражение

О том, что с «Брусиловским прорывом» в плане исторической памяти и политической оценки было все совсем не просто, свидетельствует даже само его название — это один из редчайших случаев, когда битва была названа не по географическому или какому-либо иному признаку (как Бородинская, Курская битва, Ватерлоо, «битва селедок» и так далее), а по фамилии одного из командующих. Первое время, кстати, ее именовали традиционно — Луцким прорывом. И для современников самого Брусилова те события стали предметом весьма горячих споров.

Тема эффективности наступления в Буковине и Восточной Галиции была предельно политизирована сразу — уже с момента голосования в Государственной Думе Российской империи по вопросу о награждении командующего Юго-Западным фронтом Брусилова за Луцкий прорыв орденом Св. Георгия 2-й степени (что, кстати, не утвердил царь Николай II).



Командующий Юго-Западным фронтом генерал Алексей Брусилов, март 1916года. Фото: РИА Новости

Оппозиционные самодержавию политические деятели всячески превозносили заслуги Брусилова как своего рода русского Наполеона, который, мол, не состоялся в этом качестве только и исключительно из-за «мрака царизма». С другой стороны, русская военная история объективно нуждалась хотя бы в одном «светлом пятне» после череды сплошных поражений 1915 года.

Наконец, большевистский коллаборационизм генерала Брусилова (с 1920 года он занимал высокие посты в РККА и даже входил в состав Реввоенсовета), весьма обиженного, как явствует из его воспоминаний, на царя и Временное правительство, обеспечил боевым деяниям генерала своего рода информационный карт-бланш в советскую эпоху.

Все эти факторы создали своего рода понятийный перекос: действительно заметное и значимое, но не более того, событие Великой войны стало приобретать чуть ли не эпохальное значение.

На самом же деле реально осуществленный Брусиловский прорыв ни эпохального, ни даже стратегического значения, увы, не имел. Причем, именно такое — по сути, только оперативное — значение весенне-летнего наступления армий Юго-Западного фронта в 1916 году представляется даже обидным, ибо вполне реальный шанс сделать это наступление подлинно стратегическим, безусловно, был. Этот шанс был буквально прописан на оперативных картах русской Ставки Верховного Главнокомандования. Однако, ни царь Николай II, ни начальник штаба Ставки М.В. Алексеев, ни даже сам генерал Брусилов этот шанс вовремя не увидели. А потом уже было поздно.

От победы до краха

В современной российской историографии Брусиловский (Луцкий) прорыв оценивается по-разному.

В одном формате оценок (назовем его позитивным) летнее наступление армий Юго-Западного фронта в 1916 году рассматривается как бесспорная военная удача, как грамотно реализованный Брусиловым выход из пресловутого «позиционного тупика». При этом сама методика прорыва фронта противника «по-брусиловски» — локальной атакой каждой из армий фронта на участке своей ответственности — подается как невероятное по значимости достижение военной мысли того времени. Не знал, мол, никто из зарубежных и русских генералов, как можно преодолеть «позиционный тупик», а генерал Брусилов взял и, правильно осмыслив проблему, преодолел.

Соответственно такой оценке, огромные, явно чрезмерные потери, которые принесло русское воинство на алтарь Брусиловского прорыва, либо заведомо занижаются, либо просто замалчиваются. Следует подчеркнуть, что «победительно-позитивная» оценка Брусиловского прорыва растет своими корнями из исторических трудов военных историков советского периода. В эту эпоху, как известно, важна была только финальная победа (а за ценой мы, конечно, не постоим!), к тому же на фоне поистине чудовищных потерь Красной армии в годы Великой Отечественной войны потери русских армий в Брусиловском наступлении казались совершенно незначительными.

Ставка Главнокомандования, апрель 1916 года. Фото: wikimedia.org

Ставка Главнокомандования, апрель 1916 года. Фото: wikimedia.org

Исследователи, стоящие на другой точке зрения (назовем ее скептической), вообще отрицают какое-либо позитивное значение Брусиловского прорыва в военной кампании 1916 года. «Русские войска благодаря "методе Брусилова" захлебнулись собственной кровью, — утверждает известный военный историк С.Г. Нелипович, — Брусилов не выполнил ни одной задачи: враг не был разгромлен, его потери были меньше, чем у русских, успех Западного фронта также не был подготовлен этой грандиозной отвлекающей операцией. Ковель, который притягивал все внимание Брусилова, так и не был взят, несмотря на чудовищные потери трех армий, тщетно его штурмовавших. Не случайно многие авторы связывали разложение русской армии с крахом надежд на развитие успеха в результате наступления Брусилова».

Важно подчеркнуть, что доктор исторических наук С.Г. Нелипович отнюдь не принадлежит к многочисленной ныне когорте псевдоисториков-альтернативщиков, а свои выводы обосновывает почти исключительно сведениями из фондов Российского государственного военно-исторического архива.

Если обратиться к мнению современников Брусиловского прорыва, особенно из военной среды, то мы почти не найдем каких-либо превосходных оценок этого события. Все наблюдатели отмечают несомненный успех первой фазы Луцкого прорыва — уничтожение 4-й австрийской армии эрцгерцога Иосифа-Фердинанда и стремительный захват Луцка. Подчеркивается также успешность действий левофланговой 9-й армии генерала П.А. Лечицкого на всем протяжении весенне-летней кампании 1916 года. Но одновременно практически все военные наблюдатели отмечают стратегическую «бескрылость» самого Брусилова, его легковесное отношение к тяжким потерям во вверенных ему войсках, очевидную ошибочность, даже бездарность фронтальных атак русских войск на укрепленные германские позиции под Ковелем.

В некоторых исторических трудах советского времени всем критикам генерала А.А. Брусилова из числа его современников приписывали «злопыхательскую направленность», вызванную, якобы, либо личной завистью, либо принадлежностью к «реакционным кругам» белоэмиграции.

Существуют, правда, несколько источников, равноудаленных как от военных критиков генерала А.А. Брусилова, так и от его апологетов. Самый известный из них и, наверное, самый честный (ибо это последнее историческое исследование поистине светлого человека, медленно и мучительно умиравшего от туберкулеза) — «История русской армии. 1915-1917гг.» Антона Керсновского. Это фундаментальное исследование основано на самых разных материалах эпохи: от официальных приказов Ставки Верховного Главнокомандующего до личных впечатлений офицеров-фронтовиков, которые тщательно собирал А.А. Керсновский. Его вердикт свидетельствует, увы, не в пользу мнения о безусловном, или даже значительном успехе Брусиловского прорыва.

«Победы мая-июня (имеется в виду старый стиль — РП) в Луцком прорыве, — с горечью пишет Антон Керсновский, — были утоплены в крови июля-октября под Ковелем. Были перебиты 750 тысяч офицеров и солдат — как раз самых лучших. Превосходный личный состав юго-западных армий был выбит полностью. Болота (реки) Стохода поглотили восстановленные с таким трудом полки гвардии, с которыми лег и остальной цвет императорской пехоты. Заменить их было некем».

Российские солдаты отдыхают в захваченных Австро-Венгерских окопах, лето 1916 года. Фото: Florence Farmborough / Imperial War Museums

Российские солдаты отдыхают в захваченных Австро-Венгерских окопах, лето 1916 года. Фото: Florence Farmborough / Imperial War Museums

Ниже историк специально подчеркивает, что в 1916 году была упущена реальная возможность вывести из войны Австро-Венгрию, решительно разгромив ее основные военные силы в Галиции и Буковине. Негативно оценивает А.А. Керсновский и все стратегические решения русской Ставки этого периода: «Враг содрогнулся от полученного страшного удара [под Луцком]. Ему дали время оправиться, а затем стали наносить удары в самые крепкие его места, вместо того, чтобы бить в самые слабые. <...> Генерал Алексеев (начальник штаба Ставки верховного главнокомандующего — РП) не умел мыслить иначе, чем по раз и навсегда с академии еще усвоенному шаблону. О других и говорить нечего».

В преддверии прорыва

В своей фундаментальной книге «Первая мировая война» русский генерал, а впоследствии видный советский военный теоретик А.М. Зайончковский подчеркивает, что задачи летнего наступления 1916 года разрабатывались русской Ставкой в тесной координации со стратегическим планами западных союзников по Антанте. Ставка Главнокомандования в директиве от 24 (11 по старому стилю) апреля 1916 года предписывала наступление на всех трех русских западных фронтах (Северном, Западном и Юго-Западном).

Северный фронт, которым командовал «герой» Русско-японской войны генерал А.Н. Куропаткин, должен был наносить удар по германским войскам из Якобштадского укрепленного района в направлении на Поневеж (Якобштадт — ныне город Екабпилс в Латвии — РП). Действия этого фронта рассматривались как вспомогательные по отношению к главному стратегическому наступлению, которое должен был осуществить Западный фронт.

Западный фронт под командованием генерала Алексея Эверта, столь же бездарного, как генерал Куропаткин, планировал наступление во взаимодействии с Северным фронтом, — из района озера Нарочь на Вилькомир. Этот фронт, по мысли штаба русской Ставки, должен был достичь решающего успеха, — планировалось наступление против собственно немецких войск.

Оба этих русских фронта — Северный и Западный — обладали двукратным перевесом в живой силе над противостоящими немецкими войсками: 1 млн 200 тысяч штыков и сабель против 620 тысяч немецких. Русские средства среднекалиберной полевой артиллерии были сравнимы с немецкими, по тяжелой артиллерии имелось существенное отставание, такое же отставание было и по пулеметам. Русская конница, как по численности, так и по оперативно-тактическому потенциалу была значительно сильнее немецкой.

Юго-Западному фронту под командованием генерала Алексея Брусилова директива Ставки Главнокомандования также отводила подчиненную роль, фактически поставив задачу не наступления, а его имитации.

На момент начала Луцкого прорыва собственно германских войск перед фронтом Брусилова почти не было: здесь находились только две немецкие дивизии. Четыре армии Юго-Западного фронта на дату первой атаки 4 июня 1916 года насчитывали 534 тысячи штыков и 60 тысяч сабель, 1770 легких и 168 тяжелых орудий. Им противостояли австро-венгерские войска общей численностью 448 тысяч штыков и 38 тысяч сабель, а также 1301 легких и 545 тяжелых орудий.

На направлениях главных ударов армий Юго-Западного фронта было создано превосходство над противником в живой силе (в 2-2,5 раза) и в артиллерии (в 1,5-1,7 раза).

Финальная диспозиция перед общим наступлением русских войск весной-летом 1916 года предусматривала основной удар силами Западного фронта генерала А.Е. Эверта из района Молодечно на Вильно. Юго-Западный фронт генерала А.А. Брусилова должен был наступать на Луцк-Ковель, во фланг германской группировки, навстречу главному удару Эверта.

Такая диспозиция показывала, что русская Ставка Главнокомандования проигнорировала негативный опыт 1914 и 1915 годов, который наглядно продемонстрировал, что сокрушить германскую военную машину при столь ограниченных средствах (особенно в артиллерии) и столь нерешительных и недальновидных генералах, как Эверт и Куропаткин, просто нереально.

Зияющая дыра

Австрийское высшее командование по неутешительным для русских итогам военной кампании 1915 года сделало опрометчивый вывод о неспособности Юго-Западного фронта к широкомасштабной наступательной операции. Готовясь к решительному наступлению против Италии, австрийцы сняли с русского фронта и перебросили в Тироль лучшие подразделения своей пехоты и значительную часть тяжелой артиллерии. 15 мая австрийские войска перешли в массированное наступление на итальянском фронте в районе Трентино и вскоре нанесли сокрушительное поражение итальянцам.

Ввиду этих событий, откликаясь на панические просьбы итальянцев о помощи, русская Ставка в новой директиве от 31 мая назначила наступление Юго-Западного фронта на 4 июня, а Западного фронта генерала Эверта — на 10-11 июня. Главный удар, причем, по-прежнему должен был наносить западный фронт. Штаб Юго-Западного фронта запланировал наступление силами сразу всех своих четырех армий, что, без сомнения, существенно увеличивало масштаб русских потерь, но, по мнению генерала Брусилова, должно было помочь прорвать австро-венгерский фронт.

Центральные по фронту 11-я и 7-я русские армии прорвать фронт австрийцев не смогли, но зато правофланговая 8-я армия (генерал А.М. Каледин) и левофланговая 9-я армия (генерал П.А. Лечицкий) добились безусловного успеха.

Генерал Платон Лечицкий. Источник: illustratedfirstworldwar.com

Генерал Платон Лечицкий. Источник: illustratedfirstworldwar.com

Ключевой рубеж обороны города Луцк закрывала 4-я австрийская армия под командованием эрцгерцога Иосифа-Фердинанда, который являлся полным ментальным аналогом генерала Куропаткина. Шокированный стремительным русским прорывом, штаб эрцгерцога впал в панику и фактически самоустранился от командования войсками. В результате в течение первого дня наступления русские полностью разгромили все австрийские дивизии первой линии обороны, а в течение двух следующих дней (6-7 июня) лишили эрцгерцога всех последних резервов.

Вечером 7 июня 8-я армия генерала А.М. Каледина фактически без боя захватила сильно укрепленный Луцк. Трофеями русских стали 66 орудий и много другого ценного снаряжения. В плен попали 45 тысяч австро-венгерских солдат, а оперативный прорыв 8-й армии достиг 80 километров по фронту и 65 километров в глубину. Армия эрцгерцога Иосифа-Фердинанда фактически перестала существовать.

Не менее удачно развивалось русское наступление и на левом фланге Юго-Западного фронта, в полосе ответственности 9-й армии генерала П.А. Лечицкого. Прорвав фронт 7-й австро-венгерской армии, генерал Лечицкий к 13 июня продвинулся более чем на 50 километров, захватив почти 50 тысяч пленных. Стремительным штурмом 18 июня 9-я армия захватила город Черновцы, превращенный австрийцами в глубоко эшелонированную крепость и названный за свою, якобы, неприступность «вторым Верденом».

Начиная с 19 июня 1916 года Юго-Западный фронт при надлежащем анализе оперативной обстановки мог приступить к решению важнейшей стратегической задачи — окружению, а затем уничтожению австрийской армейской группы Э. Бем-Ермоли и 7-й австрийской армии генерала Плянцер-Балтина. Уничтожение этих двух армейских группировок лишало Австро-Венгрию бóльшей части боеспособных войск на востоке и открывало широчайшую брешь для стремительного наступления русских армий на Вену.

Такой стратегический замысел имел все основания для блистательного и быстрого осуществления. Правофланговая 8-я армия генерала Каледина уже 15 июня де-факто вышла на оперативный простор — перед ней не было войск противника. Австрийская 4-я армия эрцгерцога Иосифа-Фердинанда перестала существовать, — по образному выражению выдающегося военного теоретика генерала А.А. Свечина, — «между австрийским и германским фронтами появилась зияющая дыра».

Аналогичное оперативное положение сложилось и на левом фланге Юго-Западного фронта — к 19-20 июня 9-я армия генерала Лечицкого вышла на оперативный простор. Австрийские войска бежали в полном беспорядке, буквально растаптывая свежие немногочисленные части, которые командование спешно перебрасывало с итальянского фронта. Генерал Лечицкий двигался по Буковине на плечах отступающего врага, легко ломая малейшее сопротивление.

Казалось бы, оперативная обстановка подсказывала очевидное решение: массированный удар 8-й армии Каледина (включая все возможные резервы) на юго-запад, в направлении на Львов и в обход этого города. Одновременно с этим 9-я армия Лечицкого должна была от Коломыя (взят 30 июня) повернуть на северо-запад, в обход Львова, и навстречу 8-й армии Каледина. В неизбежно создавшемся огромном Злочевско-Львовском «котле» оказалась бы вся армейская группировка Э. Бем-Ермоли и существенная часть 7-й австрийской армии.

«Подлинное спасение для неприятеля»

Реальную угрозу крушения всего австрийского Восточного фронта мгновенно понял германский генералитет. 19 июня 1916 года начальник германского Генерального штаба Эрих фон Фалькенхайн вынужден был телеграфировать кайзеру Вильгельму II: «Мы не придали должного внимания подготовке русского наступления в Карпатах, — теперь есть все основания полагать, что судьба австрийского фронта на востоке будет решена в течение 7-10 дней». За отсутствие «должного внимания» к Карпатам генерал Фалькенхайн вскоре поплатился своим высоким положением в немецкой военной иерархии — 29 августа он был смещен со своего поста и направлен на должность командующего фронтовой 9-й армией в Румынию.

Битва на реке Стоход, осень 1916 года. Источник: The Graphic

Битва на реке Стоход, осень 1916 года. Источник: The Graphic

Начальник Генерального штаба Германии, как теперь видно, существенно преувеличил способность русской Ставки и русских генералов к стратегическому предвидению. Никакого крушения австрийского фронта на востоке не произошло ни за 7-10 дней, ни за весь 1916, да и 1917 год тоже. По одной простой причине: русская Ставка Главнокомандования по-прежнему гнала 9-ю армию генерала Лечицкого строго на запад, а 8-ю армию генерала Каледина развернула не на юго-запад — против австрийцев, а на северо-запад — против «твердокаменных» немецких войск. Вместо австрийского Львова генерал Каледин должен был захватить немецкий Ковель, прикрытый, кроме тевтонских полков, обширными болотистыми долинами Стыри и Стохода.

«Перенос наших усилий на Ковельское направление, — с грустью отмечает в своем военно-историческом трактате генерал А.А. Свечин, — явился подлинным спасением для неприятеля. Болотисто-лесистая южная окраина Полесья образовывала удобные рубежи, на которых немцы могли собирать спешно подвозимые из Франции и Литвы резервы. Река Припять довольно надежно прикрывала германский фронт от развития русского прорыва».

Кровавый финал

В истории Луцкого (Брусиловского) прорыва самым непонятным является подлинная мотивация русской Ставки на разворот 8-й армии генерала Каледина для наступления на северо-запад — на Ковель.

«Сомнения молодого Вертера», продемонстрированные Ставкой и генералом Брусиловым в период 15-20 июня 1916 года, когда войска Каледина то толкали на Львов, то разворачивали на Ковель, то давали указание наступать, то приказывали перейти к обороне, лучше всего доказывают, что русские стратеги всех уровней не сумели «прочитать» карту оперативной обстановки на Юго-Западном фронте. Потенциальная возможность разом обрушить весь австрийский Восточный фронт, вполне понятная немецкому Генштабу уже 19 июня, стала ясна для стратегов русской Ставки Главнокомандования только через неделю, 9 июля. В этот день специальной директивой Ставки нанесение главного удара передавалось Юго-Западному фронту генерала А.А. Брусилова.

Возникает вопрос: а что же делала все эти 11 дней, после выхода 15 июня на оперативный простор, победоносная 8-я армия генерала Каледина? Фактически «калединцы», увы, все эти дни топтались на месте — то отбивая хаотические, плохо подготовленные атаки австро-германских дивизий в свой правый фланг, то безуспешно пытаясь захватить плацдармы на левом берегу реки Стырь. Поскольку ни стратегического, ни даже внятного оперативно-тактического замысла в этот период не существовало ни у Брусилова, ни у русской Ставки, темп наступления 8-й армии Каледина был полностью потерян, а «шоковый эффект» у войск противника от неожиданно свершившегося прорыва сведен к нулю.

8-я армия ожидала, вероятно, запланированного мощного удара Западного фронта генерала Эверта, навстречу которому она должна была двигаться через прикрытый германскими штыками и болотами Ковель. Однако ни 1-го июня, ни 17-го (вторая дата наступления Западного фронта), ни даже в начале июля 1916 года генерал Алексей Эверт так и не смог перейти пусть даже в вялое наступление.

После директивы Ставки о переносе главного удара в полосу ответственности Юго-Западного фронта Брусилову отправляется до 500 тысяч солдат с других фронтов, а также 600 тысяч маршевого пополнения. Все эти колоссальные силы были использованы, увы, крайне бездарно.

Злосчастный Ковель должны были вновь штурмовать сразу три армии: 3-я, 8-я и Особая (командующий генерал Безобразов), составленная из элитных частей — императорской гвардии и забайкальских казаков. Зато на важнейшее Львовское направление выдвинули только одну армию — 11-ю. В створе с ней, чуть южнее — на Монастыриску — должна была наступать 7-я армия. Генерала Лечицкого с его 9-й армией, наконец-то, развернули на север — на Станислав (нынешний Ивано-Франковск). Новая директива Ставки ни о каких «котлах» и мощных фланговых охватах даже не упоминала: русские генералы привычно вернулись к единственно понятному для них рутинному фронтальному натиску заведомо превосходящими силами. Врага привычно предполагалось громить не с помощью неожиданного оперативного маневра и тактического искусства, а брутальным лобовым натиском — забрасывая трупами солдат.

Последующие события на Юго-Западном фронте стали, к сожалению, подтверждением саркастической немецкой максимы о том, что русский солдат умеет отлично нападать и отлично обороняться, но вот русские генералы не имеют ни малейшего представления об этих действиях.

На Ковельском направлении три русские армии уткнулись болотистую местность по реке Стоход: массированные кровопролитные атаки русских войск на подготовленные немецкие позиции не дали никаких результатов. «Бесцельности этих атак, — писал по схожему поводу генерал А.А. Свечин, — вполне отвечала их полная безрезультатность». Аналогичного мнения придерживается и военный историк А. Керсновский: «Рев нашей артиллерии, тщетно надрывавшейся под Ковелем, должен был казаться немцам райской музыкой, показывая, что русские заняты совершенно иным, чем следовало бы».

Генерал Эрих фон Фалькенхайн, в те дни еще начальник германского Генштаба, вспоминал впоследствии про летнее наступление на Стоходе: «У русских было много войск, но они тратили их слишком беспорядочно».

Похороны русских солдат, лето 1916 года. Фото: Florence Farmborough / Imperial War Museums

Похороны русских солдат, лето 1916 года. Фото: Florence Farmborough / Imperial War Museums

А в это время на юго-западе, на Львовском направлении войск явно не хватало. За прошедшие, а вернее — за бездарно потерянные два месяца австрийцы вполне оправились, перебросили с итальянского фронта привыкшие к победам полносоставные дивизии. Одновременно австрийское командование успело передислоцировать с Салоникского фронта две элитные турецкие дивизии, которые дрались даже лучше австрийских подразделений.

Наступать на Львов, сидя на плечах у деморализованного противника, уже не получалось: каждый новый рубеж русским солдатам приходилось поливать своей кровью.

Несколько лучше обстояло дело на крайнем левом фланге фронта: австрийцы не ожидали резкого поворота 9-й армии генерала П.А. Лечицкого на Станислав и вынуждены были оставить город.

К концу августа 1916 года наступление армий Юго-Западного фронта было прекращено: сопротивление австро-германских войск резко возросло, потери достигли огромных размеров, русские солдаты потеряли былой наступательный порыв. В итоге ни Ковель, ни Львов взять так и не удалось, австро-венгерский фронт устоял. Вместе с тем, потери армий Центральных держав были весьма значительны: убитыми, раненными, пленными и пропавшими без вести австро-германские войска потеряли около 1,5 млн человек, русские захватили 581 орудие, 1795 пулеметов и 448 минометов.

На основании данных Российского государственного военно-исторического архива, по приблизительным подсчетам по ведомостям русской Ставки Главнокомандования Юго-Западный фронт генерала Брусилова с 4 июня по 27 октября 1916 года потерял убитыми, раненными и пленными 1 млн 650 тысяч человек. Такой оказалась расплата русских войск за стратегическую близорукость Ставки Главнокомандования в июньский период Луцкого (Брусиловского) прорыва

Подробнее http://rusplt.ru/ww1/history/triumf-na-kostyah-14964.html